Революция как исцеление #

Человек от природы физически сильный, Марат начинает часто и тяжело болеть. Можно предположить, что болезненность Марата была связана с тем фанатизмом, с которым он погрузился в свои медицинские открытия; многие ученые его века страдали от эпидемических заболеваний, нередко в целях эксперимента добровольно прививая себе опасные вирусы. Некоторые исследователи считают, что Марат заразился своими болезнями еще раньше, в Англии, где бескорыстно врачевал в бараках неимущих больных (за свою активную борьбу с эпидемическими заболеваниями он был удостоен звания почетного гражданина города Ньюкастл). Одинокий, нуждающийся, отвергнутый обществом, он, кажется, навсегда обречен прозябать на задворках, но все-таки не сломлен.

Характерная деталь: выпуская свои работы, Марат, по уверению будущего жирондиста Бриссо, печатает в газете этого господина восторженные рецензии на них, написанные от чужого имени. Над этим потом потешались, но это было совсем не смешно. Фактически оказавшись в изоляции и страстно желая выбраться из нее, Марат отчаянно создавал вокруг себя информационное поле, информационный шум, пиарил себя, как мы сказали бы сегодня. Живя во второй половине восемнадцатого века, он прекрасно понимал важность информации, стремясь наладить возможно более прочные «связи с общественностью». Как известно, впоследствии в этом он преуспел.

Однако в те времена безысходность, одиночество и острая форма пузырчатого лишая неизменно оказывались сильнее. В 1788 году Марат чувствовал себя настолько больным, что начал подготавливаться к смерти. Неотвратимое, казалось бы, погружение в небытие остановило ощущение столь же неотвратимо надвигающейся революции. Позднее доктор вспоминал, что выздоровление ему принесла весть о созыве Генеральных Штатов. «Старый воспалительный процесс» был остановлен, хотя излечиться полностью Марат так и не смог до конца своей жизни.

Начинался процесс революционный.

«Дело сделано. Престиж правительства сведен на нет». Так начинается сборник статей, изданный Маратом анонимно в начале 1789 года. Уже эта фраза, будто бы написанная в XX или даже XXI веке, указывает на отличное понимание стратегии информационной войны. В то время как многие из его современников сомнамбулически и туманно размышляли о несправедливости абсолютизма и лучшей жизни, которая возможна в многострадальном отечестве, он знал, что первое, что нужно сделать — делегитимировать режим, лишить государство его векового ореола.

События развивались стремительно. Вот уже пала Бастилия, плотину, наконец, прорвало. Гражданину Марату предложили участвовать в работе окружного комитета по месту жительства, — всякая революция щедра на создание таких сырых расплывчатых организаций. Но работа винтиком, пускай революционным, его не прельщала. И уже через три дня после взятия Бастилии Марат обратился к комитету с просьбой обеспечить его деньгами и типографским станком для издания газеты.

Комитетчики согласились не сразу. Доктор был не из тех, кто обладает талантом располагать к себе или внушать доверие. Писатели и историографы почти единодушно представляют Марата неприятным, исступленным, безобразным типом. Гюго пишет о его медном лице и зеленых зубах, Карлейль живописует его голубые (sic!) губы. В явно преувеличенных описаниях маратовского безобразия (Пушкин так и написал: «Палач уродливый…»), конечно, сказывается влияние той самой черной легенды о Друге народа, которая была выгодна как его противникам, так и… ему самому. Нахальный, въедливый и прыткий, исходящий ехидством и желчью, он привык скандализировать общество, дореволюционное ли, послереволюционное. Говорили, что в правительственные учреждения он нередко являлся в халате и с повязкой на голове, на поясе у него висел кинжал. Время от времени Марат страдал кожной болезнью, проявлявшейся на его лице. Голос Друга народа был резок и хрипл, его часто сравнивали с вороньим карканьем. Но очень скоро к этому карканью стали прислушиваться все.

Свой заветный станок Марат, в конце концов, получил. 12 сентября 1789 года вышел первый номер его газеты, за которой впоследствии закрепилось скромное имя «Друг народа». «Измученный к моменту революции преследованиями, которым так долго подвергала меня Академия Наук, я с радостью воспользовался представившимся мне случаем, чтобы отбросить своих угнетателей и занять должное место», — с присущей ему прямотой напишет впоследствии доктор. Очень скоро формулируется основная задача газеты. «В пылу острых споров народу следует опасаться уловок своих врагов, и здесь не стоит надеяться на его силы и храбрость. Он попадет в западню, если ее не заметит. А значит, ему нужны искушенные в политике люди, которые бы денно и нощно блюли его интересы, защищали его права, заботились о его благе. Я посвящу этому каждое мгновение своей жизни». Так и сделал, посвятил, да еще как посвятил! Пока народ пел песенки и повязывал ленточки, Друг его не дремал. Он знал, или чувствовал, что за этой фазой революции с необходимостью наступит следующая. «К чему это глупое веселье? — вопрошал он. — Революция еще только дурной сон для народа. Они забавляют вас детскими играми, чтобы заковать в цепи».