Приложение. Страшные пророчества Казота и Кондорсе

Приложение. Страшные пророчества Казота и Кондорсе #

Во времена Великой Французской Революции в Париже жил, работал и нашел свою лютую смерть Жан-Антуан-Николь Коришот, маркиз де Кондорсе. Вот что сообщает о нем Энциклопедический Словарь Брокгауза и Эфрона:

Кондорсе (Жан-Антуан-Николь Коришот, маркиз de Condorcet) — знаменитый писатель и полит, деятель, род. в 1743 г. По настояниям дяди-прелата, на 9-м году поступил в иезуитскую школу в Реймсе. Заметив в нем наклонность к духовному поприщу, родные поспешили отдать его в наваррскую коллегию, чтобы посвятить его военной карьере. Но К. предпочел занятия наукой. Мемуар «Essai sur le calcul Integral» доставил ему в 1769 г. кресло в академии наук. В 1777 г. он получил премию берлинской академии за свою «Theorie des cometes». В том же году К. избран секретарем академии за свои «Eloges des academiciens merts avant 1699» (1775) — ряд биографий: Гюйгенса, Роберваля, Никара, Мариотта, Рёмера и др. Тогда же он пишет похвальное слово незадолго перед тем умершим Фонтенелю и Бюффону.

Беспристрастие, мастерская обрисовка главных черт характера, рассмотрение деятельности замечательных людей в связи с историей человеческого ума — вот главные достоинства этих замечательных биографий. Лучшими биографиями, написанными К., являются биографии Тюрго и Вольтера. В начале своей деятельности К. занимался преимущественно математическими науками, но живая восприимчивость мешала ему совершенно уйти в эти отвлеченные занятия, и уже в это время он легко и охотно переходит к вопросам справедливости и нравственности, занимавшим его ум еще в детстве. К. отличался необыкновенной добротой, соединенной с удивительной сдержанностью в выражении своих чувств, что давало право говорить о нем его другу д’Аламберу: «это — вулкан, покрытый снегом». Другой отличительной чертой его характера было полное отсутствие тщеславия и честолюбия. Всегда снисходительный к другим, мягкий, деликатный, он, однако, умел говорить правду, был беспристрастен в своих приговорах даже по отношению к друзьям. Таким был он, напр., в своих сношениях с Вольтером, знакомство с которым у него началось с 1770 г. и перешло затем в дружбу, продолжавшуюся до самой смерти Вольтера. Эта дружба отвлекла К. от его прежних работ и возбудила в нем желание заниматься литературой. В 1774 году он написал и издал анонимно «Письмо теолога» к автору «Словаря трех веков», которое современниками было приписано Вольтеру — доказательство достоинств этого произведения. Из всех привязанностей К. самой сильной была привязанность к Тюрго. Под его влиянием К. занялся политико-экономическими науками, к которым его влекла его сострадательная натура.

Когда Тюрго был назначен министром финансов (1774 г.), К. занял место председателя комитета по уравнению мер и весов, где он оставался и по отставке Тюрго, до 1791 г. Работая вместе с Тюрго над разрешением некоторых политико-экономических вопросов, он принимал деятельное участие и в его борьбе с современниками, стараясь путем печати выяснить свои и его взгляды на важнейшие вопросы. В сочинениях этого периода («Письмо земледельца из Пикардии к протекционисту», «Рассуждение о хлебной торговле», «Биография Тюрго», «Рассуждения о барщине» и др.) он развивал мысли о праве каждого человека свободно располагать своим умственным и физическим трудом, о свободе торговли хлебом, о правильном вознаграждении рабочих, о реформе уголовного суда, свободе печати, об уничтожении крепостного права и пр., и везде являлся сторонником взглядов школы физиократов.

Занимая пост председателя комитета по уравнению мер и весов, К. хорошо познакомился с внутренним механизмом Франции, видел много несовершенств в этом механизме, убедился в косности парижского парламента и горячо восстал против него (в «Письмах американского гражданина»), так как последний систематически препятствовал проведению тех реформ, которые предлагали Тюрго и сам К. Несмотря на эту продолжавшуюся и после отставки Тюрго борьбу с противниками, К. снова погрузился в научные занятия и в 1780 г. издал свои знаменитые примечания к 29-й книге «Духа законов» Монтескье, где говорит о свойствах ума, необходимого законодателю, дает критерий для сравнения законов, высказывает соображения, которые должно иметь в виду при составлении законов, и т. д. В 1787 г. К. женился на г-же де Груши, женщине с выдающимися нравственными и умственными качествами. Около этого же времени К., убедившись, что монархия не может и не хочет помочь народу в его бедствиях, перешел на сторону республики. После бегства Людовика XVI в Варенн К. основал первую республиканскую газету во Франции: «Республиканец или защитник представительного правительства». В 1790 г. К. заседал в муниципалитете, а в 1791 г. его выбрали комиссаром национального казначейства. В конце того же года он отказался от этой должности и, избранный в депутаты в законодательное собрание, сделался его секретарем, а вскоре и президентом. Здесь он очень много занимался организацией общественного образования.

В сочинении: «Sur l’instruction publique» и других трактатах, К. делит общественное образование на 5 ступеней, причем низшая ступень — первоначальная школа, дающая minimum образования, необходимого человеку для того, чтобы не находиться во власти другого. Но в то время как средства к образованию должно дать государство и оно же должно его регулировать, воспитание, по мнению К., должно быть всецело предоставлено семье. В этих же трактатах К., говоря об образовании женщин, проводит идею энциклопедистов о полной равноправности их с мужчинами и настаивает на совместном обучении обоих полов. Целью образования и воспитания, по словам К., является, с одной стороны, полное равенство и равноправность как мужчин, так и женщин, а с другой — развитие в нас естественного интереса к общественному благу. Наиболее горячая политическая деятельность К., как сторонника республиканских идей, относится к тому времени, когда он состоял членом конвента. Здесь он не принадлежал ни к какой отдельной партии, занимая совершенно самостоятельное место. При обсуждении внешних дел К. всегда подавал голос за войну, надеясь этим путем водворить в Европе господство республиканских идей. Во время суда над Людовиком XVI он горячо защищал неприкосновенность короля, да и вообще высказывался против смертной казни, допуская наказания только с исправительной целью.

При составлении проекта новой конституции, выработка программы которой была поручена комиссии из 9 членов, в том числе К., последний играл очень значительную роль. Его перу принадлежит обширное введение в конституцию, объяснявшее основания проекта. Конвент отверг этот план конституции, дав народу другую, наскоро составленную Геро де Сешелелем. Тогда Кондорсе напечатал послание к народу, где выставил многочисленные недостатки обнародованной конституции и указывал на их вредные последствия, советуя не принимать ее. За обнародование этого послания К., обвиненный в заговоре «против единства и нераздельности» французской республики, был объявлен конвентом вне закона. Друзья скрыли его у вдовы скульптора Верне. Когда жирондисты были осуждены конвентом, К. хотел покинуть дом Верне, не желая подвергать ее опасности, но последняя на этот раз удержала его, и только 26 марта 1794 г., по окончании последней своей научной работы, К. ушел от нее, отправился в окрестности Парижа, был схвачен и посажен в тюрьму Bourg-la-Reine. Там 29 марта его нашли мертвым — он отравился, как предполагают, ядом, который всегда носил в перстне. Во время своего пребывания у Верне, К. написал свою политическую исповедь: «Советы осужденного дочери», где высказал все свои мысли о главных вопросах жизни и где вполне вылилась его благородная, бесконечно добрая натура. В это же время написал он и свое знаменитое сочинение: «Esquisse d’un tableau hislorique des progres de l’esprit humain», за которое он признается родоначальником теории «прогресса», одним из творцов философии иcтopии. Многие мысли, проводимые здесь, К. высказывал и раньше, но тут он привел их в систему.

Две идеи проходят красной нитью через все сочинение: о необходимости уравнения гражданских и политических прав всех людей и о бесконечном совершенствовании рода человеческого. «Картина успехов человеческого ума» состоит из двух частей: первая заключает в себе всю картину прогресса, в самых общих чертах; во второй части и следующих за ней, К. предполагал изложить факты, которые могли бы служить для развития и подтверждения мыслей, высказанных в введении. В первой книге К. делит всю историю человечества на десять эпох, причем к последней относит время с основания французской республики. Вторая часть была написана К. только благодаря его изумительной памяти, но дальнейшее продолжение труда было невозможно за отсутствием книг.

Маркиз Кондорсе

Собр. его соч. изд. в 1804 и 1847 г. Ср. Араго, «Биография К.»; Робине, «Vie de С.»; М. Ковалевский, ст. о К. в «Вестнике Европы» (1894, №№3 и 4); Литвинова, «К., его жизнь и научно-политическая деятельность». См. также биографию К., приложенную к изданию его сочинений 1847 г., и краткий очерк его жизни, предпосланный русскому переводу «Жизни Вольтера».

Философ, писатель, математик и общественный деятель, Кондорсе сочетал в себе поразительное многообразие талантов, как, впрочем, многие, почти все, значительные деятели той неповторимой эпохи. Нельзя не восхищаться разносторонностью персоналий Французской Революции, к какому бы лагерю они не принадлежали; эти люди не только преуспели в самых разных областях человеческой деятельности, но и умели видеть связь между этими областями. Автор статьи о Кондорсе в словаре Брокгауза и Эфрона, г. М.В—ий, был бы еще более прав, если бы добавил, что «живая восприимчивость» не только помешала маркизу уйти с головой в отвлеченные занятия точными науками, но и заставила его использовать эти науки для решения «вопросов справедливости и нравственности».

В сущности, наука является наукой лишь настолько, насколько она использует математический, логический аппарат; науки социальные вовсе не являются здесь исключением. Уже древнее голосование с подсчетом камешков есть процедура чисто математическая, предполагающая весьма существенное абстрагирование от реального, происходящего в жизни процесса. С именем Кондорсе связан один из важных этапов внедрения математических методов в обществоведение, сиречь развития обществоведения как науки.

Чаще всего, говоря об этом, вспоминают так называемый парадокс Кондорсе. В чем заключается этот парадокс?

Один из самых популярных журналов на постсоветском пространстве, «Огонек», устами одного из своих авторов, некоего Игоря Переверзева, рассказывает об парадоксе Кондорсе с замечательным невежеством:

«Представим себе идеальную математическую модель демократии — контроль за процессом голосования идеально отлажен, техника голосования исключает жульничество, политики договорились не пудрить народу мозги или даже действительно перестали это делать. Возможны ли в этих условиях власть большинства и защита его интересов хотя бы теоретически? Вот ситуация: люди голосуют за трех кандидатов. Один из них левый, два других — правые. Программы у правых близкие, они могли бы выставить одного претендента на президентское кресло, но не сложилась совместная жизнь — не сошлись характерами, как “Яблоко” и СПС. И идут теперь на выборы раздельно. В итоге левый кандидат набирает 40% голосов, а два правых — по 30%. Каков итог? Шестьдесят процентов населения — большинство — хотят, чтобы страна шла вправо. Но в результате абсолютно демократических выборов президентом становится левый политик и тянет страну влево, нарушая тем самым само основание демократии — принцип большинства. Это так называемый парадокс Кондорсе».

Разумеется, чтобы сформулировать этакий парадокс, вовсе не нужно быть маркизом, хотя, конечно, соображения И. Переверзева справедливы. На самом деле парадокс Кондорсе весьма нагляден и может быть понят каждым, освоившим математику в пределах двух первых классов средней школы, даже журналистом «Огонька». Вот о чем идет речь.

Пусть некое собрание должно посредством голосования выбрать одного из трех кандидатов А, В, С. При этом каждый избиратель должен проранжировать этих кандидатов, расположив их в порядке предпочтения. Условимся, что запись A > B означает «кандидат А предпочтительнее кандидата В». К примеру, избиратель, расположивший кандидатов следующим образом: A > B > C, явно утверждает тем самым, что кандидат А предпочтительнее кандидата В и кандидат В предпочтительнее кандидата С, и неявно — что кандидат А предпочтительнее кандидата С.

В своем труде, изданном за четыре года до начала революции, Кондорсе приводит такой пример (я беру его не из математического труда маркиза, который ни на французском, ни на русском языках мне так и не удалось отыскать, а из статьи Д. Т. Гюйбо «Теории общего интереса и логическая проблема агрегирования» в сборнике «Математические методы в социальных науках», изданном московским издательством «Прогресс» в 1973 году):

Пусть шестьдесят проголосовавших выразили свои предпочтения следующим образом:

Мнение Количество человек
A > C > B 23

Будем подсчитывать результаты голосования, сравнивая кандидатов попарно (для наглядности противоположные утверждения объединим в одних и тех же строках таблицы):

Мнение Количество человек Результирующее мнение
A > B 23+2=25 B > A
A > С 23 C > A
В > С 19 C > B

Мы пришли к выводам, сформулированным в третьем столбце, сравнив результаты сложения в соответствующих строках во втором столбце и выбрав при этом то из утверждений первого столбца, которое соответствует наибольшему из этих результатов.

Сопоставляя результирующие мнения, окончательно приходим к утверждению

С > B > A.

Оно означает, что наиболее предпочтительным для собрания является кандидат С и наименее предпочтительным — кандидат А.

Кондорсе замечает, что если бы голосование проводилось так, как оно проводится обычно, т.е. если бы каждый голосующий выбирал лишь одного кандидата из нескольких, то 25 голосов получил бы кандидат А, 19 — кандидат В и 18 — кандидат С, т.е. результат голосования получился бы прямо противоположный.

«Что мы подразумеваем под избранием? — пишет по этому поводу маркиз. — Не будет ли это суждением о превосходстве кого-либо в соревновании? Почему мы судим об этом, основываясь на мнении большинства голосов? Потому что думаем, что утверждение, считающееся истинным 15 особами, более похоже на правду, чем противоположное утверждение, считающееся истинным только 10 особами. Тот, кто действительно получает предпочтение большинства голосов на выборах, должен казаться наиболее превосходящим своих конкурентов и, таким образом, является тем, кто утверждается большинством голосов как превосходящий всех. Но если имеется только три кандидата, возможно, что один из них будет иметь больше голосов, чем другие, но один из последних, возможно тот, кто имел наименьшее количество голосов, будет рассматриваться большинством как превосходящий каждого из двух других. Это утверждение кажется парадоксальным. Но оно может быть истиной, если окажется, что когда мы голосуем за одного кандидата, то считаем, что ставим его выше по сравнению с другими, но мы не высказываем нашего мнения о достоинствах других, и тогда суждение неполно… Долгое время мы догадывались об этом неудобстве, прежде чем доказали его реальность».

Но это еще не парадокс Кондорсе.

Свой знаменитый парадокс Кондорсе формулирует на следующем примере, совершенно аналогичном предыдущему (Гюйбо пишет, что несколько изменил его цифры).

Пусть те же шестьдесят голосующих, распределяя в порядке предпочтения тех же трех кандидатов, распределились так:

Мнение Количество человек
A > B > C 23

Тогда таблица с результатами будет иметь следующий вид:

Мнение Количество человек Результирующее мнение
A > B 23+10=33 A > B
A > С 23+2=25 C > A
В > С 23+17+2=42 B > C

Таким образом, голосование привело нас к следующим выводам:

A > B, B > C, C > A.

Попробуйте объединить эти выводы в единое утверждение, как в предыдущем примере, и вы поймете, что они противоречивы. В самом деле, поскольку A > B, а B > C, то должно быть выполнено A > C, но получается как раз наоборот: C > A!

«Причина противоречия, — пишет Гюйбо, — легко обнаруживается. Три элементарных утверждения взаимосвязаны: если мы утверждаем, что А > В и В > С, мы должны утверждать, что А > С. Но если мы применяем правило большинства к каждому из кандидатов, никто не может гарантировать, что три результата не будут противоречивы. В предыдущем примере действительно существует большинство для утверждения В > С, большинство для С > А и большинство для А > В; но эти три множества голосующих не пересекаются, никто из голосующих не принадлежит ко всем трем множествам.

Существование подобного явления делает более трудной двойную задачу законодателя, именно: “знать истинное суждение большинства в том случае, когда оно существует и даже когда оно не существует”, например, в случае, когда различные элементарные суждения противоречивы, и “указать вариант, который можно было бы принять, с тем чтобы риск ошибки был как можно меньше”. Именно поэтому Кондорсе после изучения парадокса не смог не заключить, что невозможно приписать некоторое согласованное мнение выборному органу. Он выбрал меньшее зло, другими словами, среди всех согласованных мнений он выбрал то, которое поддерживается наибольшим возможным числом голосов. Но как мы увидим позже, трудность носит более фундаментальный характер и каждая попытка ее разрешения более или менее произвольна… Кондорсе не игнорировал этой проблемы и возвращался к ней несколько раз. Даню без применения математического аппарата достаточно аргументированно показал ряд слабых мест в его методе комбинирования утверждений. Он думает также, что в сомнительном случае хорошо обоснованное большинство может отсутствовать; это означает, что обнаруженный Кондорсе парадокс в определенном смысле невозможно устранить. Именно этот аспект очень детально исследовал К. Д. Эрроу».

Я не буду более утомлять читателя, нематематика, математическими рассуждениями, ибо хорошо известно, что суеверный страх, внушаемый с детских лет большинству людей перед этой наукой, с годами не только не проходит, но и усугубляется. Впрочем, изложенная здесь начальная часть теории коллективных решений доступна всякому человеку, обладающему здравым смыслом.

Заканчивая математическую часть, нельзя не упомянуть результаты Кеннета Эрроу, о которых упоминает Гюйо. Речь идет о знаменитой теореме Эрроу о диктаторе, или теореме Эрроу о невозможности.

Кеннет Джозеф Эрроу

Эрроу выделил пять аксиом, которым должен удовлетворять коллективный выбор, и доказал, что всякое правило, удовлетворяющее этим аксиомам, является диктаторским, т.е. предоставляет одному из участников голосования решать за всех остальных. «Это правило прекрасно резюмируется известной формулой: “Что хорошо для ‘Дженерал моторс’, хорошо для Америки”», — пишет французский математик И. Экланд. Фактически, теорема Эрроу — математическое доказательство того, что за фасадом любой демократии всегда будет скрываться диктатура, и всякая избирательная система всегда будет таить в себе обман. Как тут не вспомнить слова Марата, этого неистового современника Кондорсе, сказавшего:

«Кажется, таков неизбежный удел человека — нигде и никогда не сохранять своей свободы: повсюду государи идут к деспотизму, народы же — к рабству».

О том же говорили Маркс, Энгельс и Ленин, определяя всякое государство как аппарат насилия и принуждения.

В 1989 году советский панк Егор Летов орал песню, в которой были такие слова:

Все что не анархия — то фашизм
Все что не анархия — то фашизм
Все что не анархия — то фашизм
Все что не анархия — то фашизм
Но ты хочешь быть фюрером
Он хочет быть фюрером
Я хочу быть фюрером
Мы все хотим быть фюрером
Я не верю в анархию…

Вот вам поэтико-музыкальная формулировка теоремы Эрроу.

Работы Эрроу широко известны, в 1972 году он получил за них Нобелевскую премию по экономике с формулировкой «за вклад в общую теорию равновесия и теорию благосостояния». Однако химера демократии продолжает навязываться всему миру все активнее и активнее, и, как результат — все лицемернее и лицемернее. Может быть, химера эта не страшнее иных химер, может быть, даже предпочтительней, — но вот о том, что это химера, задумываться все-таки стоило бы.

Неизбежность тирании необходимо влечет за собой неизбежность восстания, ибо стремление к справедливости заложено, в той или иной степени, в той или иной форме, в каждом человеке. Демократическая, выборная форма правления, якобы учитывающая всеобщий интерес, является на деле все той же диктатурой меньшинства; меньшинство управляет всегда, вопрос заключается прежде всего в том, насколько политика меньшинства соответствует интересам народа. Исторический опыт показывает, что, как правило, такое соответствие в истории случается крайне редко. Поэтому восстание, в той или иной форме, будет идти всегда.

В сущности, маркиз Кондорсе, со своими простыми и здравыми рассуждениями, явился провозвестником и пророком новой несвободы, не столь грубой и жестокой, как старая, но гораздо более изощренной. Сам Кондорсе, если верить легенде, тоже побывал персонажем одного печального пророчества. Вот как звучит эта легенда в пересказе известного белорусского летописца французской революции А. Левандовского:

Общество собралось блестящее. В огромном зале вокруг нескольких столов уютно расположились вельможи, согласные моды ради пококетничать с философией, и философы, многие из которых с легкостью отказались бы от своих убеждений, дабы стать вельможами. Обед удался на славу. Гости вскоре немного захмелели и достигли того блаженного состояния, когда все кажется легким и простым, соседи — милыми и добродушными, женщины — очаровательными, а будущее — безоблачным. Непринужденно лилась общая беседа, подобно игристому вину обдавая участников трапезы брызгами веселья и остроумия. В центре внимания, естественно, были вопросы современности. Изящно говорили об успехах человеческого ума, о близком царстве освобожденного разума, провозглашали тосты за слияние богатства и науки, интеллекта и власти.

Лишь один человек упорно молчал среди оживленного разговора, как бы полностью выключив себя из общего настроения. Его потухшие глаза были полузакрыты, губы плотно сжаты, старое морщинистое лицо перекосила гримаса затаенной скорби. Это был писатель-мистик, семидесятилетний Жак Казот, случайно попавший на званый обед. Сначала никто не обращал на него внимания, но затем, когда упорство его молчания стало слишком уж подчеркнуто-нарочитым и неприятным, кто-то счел должным осведомиться о причине странного поведения угрюмого старика. Казот вздрогнул, провел дрожащей рукой по лицу, как бы смахивая пелену грусти, и, помолчав несколько секунд, заговорил тихим, усталым голосом. Он сказал, что никак не может разделять общего благодушия, ибо возможно ли предаваться шуткам и каламбурам на краю пропасти? Он смотрит в недалекое будущее и видит страшные потрясения, огненный смерч, который сожжет, испепелит все то, что ныне блистает в ореоле славы и богатства. Он видит опустевшие дворцы и горящие усадьбы, перед ним вереницей проносятся искаженные болью лица, знакомые лица…

Казот вдруг широко раскрыл глаза и впился сухими пальцами в поручни кресла.

— Да, они очень хорошо знакомы, эти лица, ибо многие из них принадлежат находящимся здесь, в зале…

Подвыпившие сибариты переглянулись, ожидая забавного разговора. Сидевший рядом с Казотом известный философ маркиз Кондорсе поставил на стол недопитый бокал, обнял старика за плечи и, улыбаясь, спросил, кого же, собственно, имеет в виду новоявленный пророк? Казот пристально посмотрел на философа.

— Вас, милый маркиз, вас в первую очередь… Я вижу, что вы отравитесь, дабы избегнуть смерти от руки палача.

Кондорсе, продолжая улыбаться, подмигнул окружившим их гостям. Раздался дружный хохот.

А бледные узкие губы старого мистика продолжали шевелиться. Он предсказал астроному Байи, юристу Малербу и ряду других присутствующих смерть на эшафоте. По мере того как он говорил, любопытство разгоралось; смолкли разговоры за соседними столами, и все лица обратились в сторону группы у кресла Казота. Несколько знатных дам, встав со своих мест, чтобы лучше видеть и слышать, устремились туда же.

— Но господин прорицатель, надеюсь, пощадит хотя бы наш слабый пол, не правда ли? — смеясь, воскликнула герцогиня Граммон.

— Ваш пол?.. Вы, сударыня, и много других дам вместе с вами, будете отвезены в телеге на площадь казни, со связанными руками. Казот поднялся. Его глаза в упор смотрели на герцогиню; его убеленная сединами голова, его физиономия патриарха придавали словам печальную важность. Гостям становилось несколько не по себе.

— Вы увидите, — заметила герцогиня с явно принужденной веселостью, — он не позволит мне даже исповедаться перед казнью.

— Нет, сударыня. Последний осужденный, которому сделают это снисхождение, будет… — Казот запнулся на мгновенье, — это будет… король Франции.

Охваченные неопределенным волнением, все гости встали из-за стола. Как-то вдруг сразу улетучилось легкое опьянение, исчезла веселость. Тщетны были попытки хозяина дома как-либо замять досадный инцидент; вечер был испорчен. И в то время, как угрюмый старик, отвесив церемонные поклоны дамам и кавалерам, спокойно вышел из зала, над обществом, еще несколько минут назад таким веселым и беззаботным, нависла роковая тяжесть молчания…

…Точно ли так произошло все в этот вечер 1788 года, как здесь рассказано? Поручиться за достоверность в деталях нельзя, ибо описан был этот случай одним из его очевидцев после Великой революции, когда Байи, Малерб и герцогиня Граммон давно уже погибли под ножом гильотины, когда все знали, что маркиз Кондорсе отравился, спасаясь от карающего меча революционного закона, когда, наконец, не менее хорошо было известно, что Людовик XVI последним пользовался перед казнью услугами священника, не присягнувшего конституции».

Казот

Назад Смерть По ту сторону добра и зла Вперёд