Обращение

Обращение #

2 июля 1505 года, кажется, поздно вечером, близ деревни Штоттерхейм, что рядом с Эрфуртом, разразилась страшная гроза. Ливень, молнии и гром застали врасплох импульсивного молодого студента, шагавшего по проселочной дороге. «Помоги мне, святая Анна, я буду монахом!» — в страхе закричал он. Вскоре гроза миновала; молодой человек оказался честным и обещание сдержал.

Так, согласно преданию, началась духовная карьера Мартина Лютера.

Один из первых портретов Лютера работы Лукаса Кранаха Старшего

Сам Лютер называет и другие причины, побудившие его оставить мир. «Родители мои держали меня сурово, отчего я и сделался робким. Их строгость и суровая жизнь, которую я вел с ними, были причиною того, что я впоследствии ушел в монастырь и сделался монахом. Побуждения их были прекрасны; но они не умели различать особенностей характера, с которыми всегда должны быть соразмеряемы и наказания». Как, должно быть, торжествующе екнуло сердце у доктора Фрейда, когда он читал это признание (у Эриксона, написавшего психоаналитический труд «Молодой Лютер», екнуло точно). Скатиться в психоанализ всегда так и подмывает, когда речь идет о правоверном христианине: подавление жизненно важных инстинктов, усугубленное каноническим страхом, не проходит даром. Средневековое же христианство занималось подавлением слишком человеческих инстинктов в духе своего времени; не просто страх, но ужас господствовал над рабами божьими безраздельно. В этом смысле Лютер вовсе не является каким-либо исключением из правил: суровость отца небесного неизбежно способствовала суровости отцов земных. Школа, пришедшая на смену родителям, отличалась немногим: побои и лишения в изобилии украсили период полового и духовного созревания Лютера, как фактически всякого его сверстника.

«Я постоянно был занят мыслью, сколько мне нужно совершить добрых дел, чтобы умилостивить Христа, от которого, как от неумолимого судьи, как мне говорила мать, многие убегали в монастырь». Хотя бы из этих слов можно заключить, что позднейший уход Лютера в монастырь не был побегом от грубых и жестоких людей (которые бесспорно были грубыми и жестокими, и от которых бесспорно хотелось убежать) к всепрощающему боженьке милосердному; такой боженька есть вообще довольно позднее изобретение. Господь карающий и безжалостный — вот каким видели бога Лютер и его современники. Однако не только сочинения, но и вся жизнь Лютера показывают, что уход в монастырь не был и побегом от господа, о котором рассказывала мама Мартина; нет, молодой студент юридического факультета совершенно сознательно шагнул в самую берлогу к господу — и возлюбил его, во всяком случае заставил себя его возлюбить.

К тому времени Лютер считался в университете одним из лучших, — еще в детстве отец, усердный рудокоп, замечал за ним недюжинные таланты и прочил ему великое будущее. Наверное, поступок Лютера выглядел довольно неожиданным, по крайней мере, для отца, который, узнав о случившемся, надолго разорвал с ним всякие отношения.

Отношения были восстановлены, когда Лютер отслужил свою первую мессу. Лютер старший прибыл на нее в сопровождении двух десятков всадников. После мессы состоялся торжественный обед, на котором Лютер, находясь в приподнятом расположении духа, спросил отца, почему он столь отрицательно отнесся к его решению и понимает ли он теперь, что это решение было правильным. «Сказано в Писании: почитай отца твоего и мать твою, — не без едкой иронии сказал Ганс Лютер, — а ты, сын мой, обрек нас на одинокую старость». Растерявшись, Лютер начал говорить о том, что он принесет больше пользы родителям, молясь за них. В конце концов, добавил он в качестве неоспоримого аргумента, тогда, во время бури, господь послал ему знамение! «Хорошо бы, чтобы знамение тебе и впрямь послал господь, а не дьявол», — отвечал старик.

Назад Неправильная планета Вера и сомнения Вперёд