Воля и разум #

Типическая черта русского интеллигента, многократно описанная классиками русской литературы середины-конца XIX века — его нерешительность, неспособность к действию. В рассказе Чехова «Мститель» интеллигентный рогоносец, придя в оружейную лавку с тем, чтобы купить пистолет и застрелить из него неверную жену вместе с любовником, после длительных размышлений и колебаний (сколько страшных картин проносится в его воображении) покупает в конце концов сетку для ловли перепелов. Можно объяснять паралич воли, как это всегда со свойственным ему едким сарказмом делал Ленин, трусостью и безволием вечно колеблющейся интеллигенции, и в ряде случаев такое объяснение будет справедливым. Однако стоит учесть еще, что переразвитой, утонченный мозг всегда располагает более к созерцанию, нежели к действию: когда приходит время действовать, он ощущает себя опутанным самыми разными доводами, всевозможными «за» и «против», возникающими отовсюду, куда только он может заглянуть — а кругозор его так широк! Есть отличная русская поговорка «заплутать в трех соснах»; оказавшись в трех соснах, такой ум видит перед собой тысячи возможных путей — и даже не плутает, но остается в нерешительности на одном и том же месте. К формуле Ленина «пролетариат борется, буржуазия крадется к власти» можно было бы добавить «интеллигенция колеблется». Сомнения и топтание на месте среди интеллигенции всегда были распространены даже в среде революционных радикалов. Ленин принадлежал, безусловно, к умам самого высокого уровня, — к умам, способным просчитывать последствия своих действий надолго вперед и видеть самые разные пути, по которым можно было направить эти действия. В конце концов, это был первый и последний интеллектуал на российском троне. Уникальность Ленина, особенно хорошо заметная на русской почве, состояла в том, что при этом он был способен молниеносно принимать решение и проводить его в жизнь с железной последовательностью и нечеловеческой энергией. «Крайности ни в чем не хороши, но если бы пришлось выбирать — мы бы предпочли узкую и нетерпимую определенность мягкой и уступчивой расплывчатости», — сказал вождь еще в 1905-м. И позже, уже в семнадцатом: «Кто хочет помочь колеблющимся, должен начать с того, чтобы перестать колебаться самому». «Воин колеблется и размышляет сколько угодно, пока он принимает решение. Но когда решение принято, он исполняет его безо всяких колебаний», — это правило индейца-яки из историй Кастанеды звучит абсолютно по-ленински. Если же выбранная стратегия не приносила нужного результата, доселе железный и непоколебимый Ленин, в мыслях которого, казалось, не было места сомнениям в правильности своих действий, замечал непорядок одним из первых и изменял ее с приводившей в изумление соратников и врагов быстротой. Он был великим мастером крутых поворотов. Кроме того, он был великим мастером оказываться в нужное время в нужном месте — и делать в этом месте, в этот момент все, что необходимо для победы. «Сегодня рано, завтра будет поздно». Мемуаристы описывали, как на заре своей борьбы, замешанный в студенческом бунте, молодой Владимир Ульянов имел примечательный разговор с жандармским приставом. «Что же вы бунтуете, молодой человек, ведь стена», — говорил ему сердобольный жандарм. «Стена, да гнилая: ткни и развалится», — отвечал будущий Ленин со свойственной молодости задорной наглостью. Он имел право на эту наглость: много позже он ткнул таки стену, и стена действительно развалилась; но развалилась она потому, что он знал, чуял куда ткнуть. Время и место для тычка было выбрано безупречно: сотни пальцев беспорядочно и остервенело тыкали в нее, но развалилась она именно перед ним.