Загнанные

Загнанные #

Согнав апачей в резервацию, Белые Глаза не успокоились на этом. Все-таки это было слишком хорошее место, чтобы оставить его за краснокожими. Вначале их хотели переместить в Хот-Спрингское агентство в Нью-Мексико; разговоры об этом велись еще при жизни Кочиза, однако память об отчаянном сопротивлении апачей была еще слишком свежа, и дальше разговоров дело не пошло. В 1874 году Кочиз умер, и вождем апачей резервации стал его сын. Он не обладал авторитетом отца, и среди индейцев, истомившихся в непривычных условиях, начались самые настоящие разброд и шатание. Некоторые из групп, на которые раскололись апачи, взялись за старое и стали совершать набеги на мексиканскую территорию (вряд ли Херонимо мог остаться от этого в стороне). Анархия в резервации послужила дополнительным аргументом в отстаивании давно лелеемого правительством плана; теперь апачей предполагалось переместить в резервацию в Сан-Карлосе, представлявшую из себя буквально пустыню. К тому времени свободолюбивому Херонимо надоели и навязанные границы, и бледнолицые управляющие, и стремительно деградирующие в резервации индейцы. И Херонимо ушел из резервации, а вместе с ним ушли семьсот человек апачей-чирикахуа, таких же отчаянных, как он.

Он привел свое племя к старому другу Викторио, обосновавшемуся в агентстве Ойо Калиенте близ священных для апачей Горячих Ключей и тоже не горевшему желанием переезжать по указке белоглазых в какой-то Сан Карлос. Здесь Херонимо снова ощутил вкус жизни. Как в старые добрые времена, он устраивал вылазки на мексиканцев, угонял у них лошадей, а на вырученные за продажу лошадей деньги покупал оружие, продовольствие и огненную воду, до которой был большой охотник.

Весной 1877 года агент резервации Сан-Карлос Джон Клам прибыл в Горячие Ключи в сопровождении двух военных отрядов. Херонимо и Викторио позвали на переговоры, а дальше поступили по хорошо обкатанной схеме, устроив засаду и арестовав их. Викторио вскоре отпустили, милостиво разрешив добираться до Сан-Карлоса своим ходом, а Херонимо заковали в кандалы и посадили в тюрьму.

Почти все его биографы цитируют исполненные здравого смысла слова, сказанные им по этому поводу: «Когда я спросил, почему так со мной поступают, они ответили, что я не должен был покидать Ущелье Апачей. Мне кажется, я никогда не принадлежал к солдатам Ущелья Апачей и потому вряд ли должен был спрашивать, куда мне идти».

Херонимо на лихом коне

Догадывался ли он, отправляясь на переговоры, что все произойдет именно так? Конечно, догадывался, за свою жизнь он неплохо изучил повадки англосаксов. Вероятнее всего, в этот момент апачский воин решил полностью отдаться Великому Духу, что управляет сущим, как это сделал перед своей гибелью его вождь Мангас-Колорадо. Херонимо, как и старик тогда, понимал, что прошлое не вернуть, и вольная жизнь уже не сможет продлиться сколь-нибудь долго; в этой ситуации он решил плыть по течению, полагаясь только на свою Личную Силу. В этом смысле и уход из резервации, и приход к бледнолицым явились только спонтанными эманациями его духа.

Четыре месяца Херонимо находился в тюрьме резервации Сан-Карлос. Среди пленных чирикахуа свирепствовала эпидемия оспы. Агент Клам очень хотел повесить непокорного вождя, однако власть предержащие понимали, что это может быть чревато большими неприятностями, и ему было отказано в этом. Херонимо освободили после того, как Клам ушел в отставку. Клам считается одним из самых либеральных и добросердечных агентов в истории резерваций, причем, судя по всему, это действительно так.

«В течение двух лет все шло хорошо, но мы были недовольны». Так описывает Херонимо время, проведенное после этого в резервации. Особый экзистенциальный пафос, пафос человека, рожденного быть свободным, слышится в этой фразе. Свидетельства белых людей, имевших отношение к резервации в Сан-Карлосе, показывают, насколько неприхотливым был вождь чирикахуа. Так, например, паек всем индейцам резервации стараниями нового агента выдавали исключительно в помещении главного агентства; некоторым несчастным приходилось идти за пайком за двадцать миль, а старики и дети, которые были не в состоянии делать это, пайка попросту не получали. Голодая, индейцы ели кроликов и крыс. В резервации свирепствовали оспа и малярия. Могучее некогда племя стремительно вымирало, а те, кто приобщал его к благам цивилизации, не скрывали своего удовлетворения по этому поводу. «Все шло хорошо». «Не стреляют — уже неплохо», — рассуждал, наверное, Херонимо. Но сам он готов был еще пострелять.

Друг Херонимо Викторио вместе со своим племенем пробыл в резервации недолго. Не выдержав заведенных там порядков, он вместе со своим племенем самовольно ушел назад, к священным Горячим Ключам. Это послужило началом локальной войны с апачами. Как и всякая партизанская война, она оказалась долгой и кровопролитной. Викторио убили в 1880 году, но война продолжалась. По резервации ходили слухи, что Белые Глаза убьют или посадят в тюрьму всех когда-либо бывших нелояльными к ним вождей, чтобы истребить до корня их племена. В 1882 году Херонимо, с ним около семидесяти индейцев, бежал из резервации в горы Сьерра-Мадре. В конечном итоге, речь шла о судьбе его народа, и лозунг «Свобода или смерть!» в этом случае вовсе не был всего лишь броской фразой. «Именно здесь, далеко в горах, — пишет Дэвид Робертс, один из биографов Херонимо, — Юх, друг Херонимо и один из лучших военных стратегов Чирикахуа, получил видение, посланное Усеном. Из голубого облака выходили тысячи солдат в голубой форме и терялись в глубокой расщелине. Его воины тоже получили это видение. Шаман объяснил его так: “Усен предупреждает нас, что мы потерпим поражение, и, возможно, всех нас убьют войска правительства. Их сила — в их числе, в их оружии, и эта сила, конечно, сделает нас… мертвыми. В конечном счете, они истребят наш народ”». Юх погиб, защищая свой лагерь во время одной из американских атак.

В ту пору наводить порядок среди апачей было поручено генералу Джорджу Круку, который, подобно агенту Кламу, слыл большим либералом. Все тот же Робертс весьма тепло пишет о генерале, с одобрением упоминая, например, такой предложенный им «компромисс: апачи должны были носить латунные ярлычки и ежедневно отмечаться, а заодно, получать государственный паек, но вместе с тем им позволялось более-менее свободно выбирать места для стоянки и охоты». Похожий «компромисс», как известно, был предложен евреям в Третьем Рейхе; только там они носили на груди не латунные ярлычки, а желтые звезды Давида, и ежедневно отмечаться от них не требовалось, зато они не получали паек (паек им стали выдавать позже, в концентрационных лагерях). Впрочем, сомнения в сторону, на фоне прочих своих коллег, тех же Шеридана — автора поговорки про хорошего мертвого индейца, и Чивингтона — автора поговорки про гниду и вошь, смотри примечания, читатель, — на фоне прочих своих коллег генерал действительно был душкой. Недаром в Вашингтоне считали, что ему не хватает характера и редко бывали им довольны.

Генерал Крук

С отрядом из трехсот примерно человек, состоящим по преимуществу из апачей-коллаборационистов, он сознательно собрал именно такой состав отряда, ведь только апачи могли отыскать в горах своих соплеменников, генерал прочесывал горы, побуждая где уговорами, где резней вернуться в резервации блудных сыновей апачского народа. Однажды, когда Херонимо был занят очередной военной кампанией далеко в Мексике, отряд Крука напал на его лагерь, в котором оставались лишь женщины, дети и старики, убил с десяток человек и всех остальных взял в заложники.

Вернувшемуся из своей военной экспедиции Херонимо ничего не осталось, как сдаться. Произошло это 25 марта 1886 года. Генерал был весьма учтив и обещал пленным чирикахуа полное снисхождение. В резервацию вместе с собой хозяйственный Херонимо пригнал целый табун скота, экспроприированного у мексиканцев. «Этот скот теперь наш, и мы собираемся здесь его разводить», — сообщил он генералу. Идея не показалась Круку удачной: цивилизованные люди признают только крупные ограбления. Скот отобрали и продали; выручку, блистая благородством, отдали мексиканцам. Херонимо не роптал.

Более года он спокойно жил в резервации, казалось, и не помышляя ни о чем запретном. «Все шло хорошо, но мы были недовольны». Нет, все шло нехорошо. Генерал Крук когда-то не без уважения назвал апачей «тиграми рода человеческого» (сами индейцы называли его Серым Волком; белых людей часто уподобляли стаям саранчи). Хорошо ли тигру в клетке? Давно сделавшись излюбленным отрицательным героем газет, чем-то вроде индейского Фантомаса, Херонимо часто просил переводчика почитать, что о нем пишут. «Такое не следует писать о человеке, который стал на правильный путь», — заметил как-то он. Был ли Херонимо уверен, что стал на правильный путь? Вся его история говорит о том, что он попросту не мог рассматривать этот путь серьезно. Он и не становился на него; тигра нельзя сделать травоядным. Он, как и любой человек его племени, выживал в окружающем мире; старый охотник всегда знал, когда следует затаиться. Но теперь окружающий мир больше не был его миром, и, похоже, затаиться нужно было на всю жизнь. А вот на это пойти охотник не мог. Какой же он был бы тогда охотник?

Конечно же, вы уже догадались, что в конце концов произошло. Когда Херонимо, хорошенько хлебнув напоследок огненной воды, бежал в последний раз, вместе с ним ушли тридцать четыре воина и около сотни женщин, детей и юношей. Произошло это в 1885 году, 17 мая, поводом, как считается, послужили слухи о грядущем аресте Херонимо. Прогрессивная общественность была в шоке и требовала его крови, а сам он остерегался кого-либо трогать, желая одного — пересечь границу и достичь заветных гор Сьерра-Мадре.

Херонимо

Однако в горах его уже поджидали мексиканцы. А по пятам шел усталый и недовольный генерал Крук. Херонимо буквально оказался в тисках.

После долгих переговоров с Круком Херонимо сказал:

«Я предаю себя в ваши руки, — делайте со мной, что хотите. Я сдаюсь. Было время, когда я носился с места на место подобно ветру. Теперь я сдаюсь, и это все».

Успокоенный, Крук отбыл в форт. Колонна пленных индейцев двинулась в резервацию. Херонимо прошел вместе с ними несколько миль, а потом, захватив с три десятка своих сторонников, убежал назад. «Опасаясь очередного предательства, я решил остаться в Мексике. Нас никто не охранял: американские войска шли впереди, а индейцы следовали за ними. Когда же у нас закралось подозрение, мы просто повернули назад». Имелись ли у него реальные причины для опасения и если да, то в какой степени он ими руководствовался? Причины безусловно имелись: почти все благородные вожди индейских племен, которые, в отличие от Херонимо, пытались неукоснительно соблюдать договоры, заключенные с бледнолицыми, были убиты самым вероломным образом. Херонимо изучил все повадки бледнолицых, как изучает охотник повадки медведя, как изучает шаман движение ветра. Он знал, что со стихийным бедствием нельзя договориться: с ним можно бороться или каким-то образом уходить от него.

Так Херонимо вместе с несколькими апачами погубил военную карьеру генерала Крука. Тот подал в отставку, и его место занял генерал Нельсон Миллс, ревностный служака и амбициозный карьерист.

Армия Миллса, которую он собрал для войны с Херонимо, состояла более чем из пяти тысяч солдат; кроме того, сообщает Ди Браун, в его распоряжении находилось 500 разведчиков-апачей и несколько тысяч человек из нерегулярного гражданского ополчения. И это было еще не все: со стороны Мексики апачей преследовала трехтысячная армия. Группа Херонимо, против которой ополчились самые отборные силы победоносной цивилизации, состояла из двадцати четырех воинов.

Херонимо был великий воин, и даже с несколькими соратниками представлял для американцев серьезную угрозу. «Апачи как ветер проносились по Мексике и юго-западу США, — пишет известный в нашей стране летописец индейской истории Милослав Стингл, — а американские войска просто не могли их догнать! Последняя маленькая индейская боевая часть Северной Америки нередко разбивалась на еще более мелкие отряды, своего рода индейские “коммандос”, которые совершали дерзкие набеги на врага. Известно о таком подвиге соратников Херонимо. Одиннадцать апачей — только одиннадцать! — как вихрь промчались по двум огромным штатам — Нью-Мексико и Аризона. Многократно вступая в стычки с американскими солдатами, они убили около сотни их, похитили триста лошадей, а сами при этом потеряли лишь одного воина!

Впрочем, мексиканские американисты сообщают о еще более невероятном случае. Мексиканцы ранили выстрелом одного из апачей Херонимо, проезжавших через какое-то поселение. Восемьдесят мексиканцев окружили легко раненного апача. Апач укрылся за большим камнем и одного за другим убил одиннадцать мексиканцев, после чего остальные обратились в бегство. А потом, ночью, когда группа Херонимо устроила привал, он присоединился к ней, несмотря на то, что конь его был убит и ему пришлось догонять товарищей пешком!»

Эта последняя война Херонимо шла в те годы, когда все индейцы — все, не только апачи — были порабощены и заперты в резервациях, в которых их методично истребляли. Он один с горсткой единомышленников сподобился хотя бы на короткое время прорваться наружу, чтобы в последний раз посмотреть на родные горы взглядом свободного человека.

«Мы не слишком дорожили своей жизнью, сознавая, что у нас нет выбора, — вспоминал позднее Херонимо дни своего героического сопротивления. — В резервации нас ждет неволя и гибель, в Мексике — постоянное преследование солдат. Поэтому мы никого не щадили и сами не ждали пощады». Потери апачей в их последней войне за независимость составили девять человек; некоторые авторы утверждают, что за все это время они уничтожили около тысячи солдат Миллса, однако это представляется явным преувеличением.

Процитированная выше фраза Херонимо свидетельствует о том, что вовсе не страх смерти подвиг его на бегство. Этот человек слишком часто заглядывал смерти в лицо, чтобы трепетать перед нею. Если то и был страх, то страх несвободы. Впрочем, та несвобода, которую навязывали его народу Белые Глаза, была абсолютно равносильна смерти. «Гораздо достойнее погибнуть на тропе войны, чем быть убитым в неволе», — говорил он.

«Вскоре после этих событий, — читаем дальше в воспоминаниях Херонимо, — мы заключили с мексиканцами договор. Они уверяли, что во всех войнах виноваты американцы, и обещали больше не воевать с нами, если мы вернемся в Соединенные Штаты. Приняв их условия, мы продолжили свой поход, надеясь заключить такой же договор и с американцами, а потом вернуться в Аризону. Других намерений у нас не было».

Назад Приходят белые Плен Вперёд