Кто наследует революцию? #

Ленин забеспокоился о преемнике задолго до своего ухода. Он искал наследника своей власти — и не находил. Кто наследует эпоху, творцом которой он явился, кто станет вровень с этой эпохой? Знаменитое «Письмо к съезду» отличается совершенно не характерными для вождя большевиков расплывчатостью и неопределенностью.

«Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против Ц.К. в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично, он, пожалуй, самый способный человек в настоящем Ц.К., но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.

Эти два качества двух выдающихся вождей современного Ц.К. способны ненароком привести к расколу и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно».

Испытывая серьезные сомнения в способностях своих наследников продолжить начатое дело и наблюдая первые симптомы «перерождения» пролетарской партии и ее отчуждения от ведомых масс, Ленин призывает к радикальной мере. «В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни. Мне думается, что нашему Центральному Комитету грозили бы большие опасности на случай, если бы течение событий не были бы вполне благоприятны для нас (а на это мы рассчитывать не можем), — если бы мы не предприняли такой реформы. <…> Такая вещь нужна и для поднятия авторитета Ц.К., и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей Ц.К. могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии».

«Увеличение числа члфвщдаенов Ц.К. до количества 50-ти или даже 100 человек, — говорит Ленин в продолжение своих записок, — должно служить, по-моему, двоякой или даже троякой цели: чем больше будет членов Ц.К., тем больше будет обучение цекистской работе и тем меньше будет опасности раскола от какой-нибудь неосторожности. Привлечение многих рабочих в Ц.К. будет помогать рабочим улучшать наш аппарат, который из рук вон плох. Он у нас, в сущности, унаследован от старого режима, ибо переделать его в такой короткий срок, особенно при войне, при голоде и т. п., было совершенно невозможно. Поэтому тем “критикам”, которые с усмешечкой или со злобой преподносят нам указания на дефекты нашего аппарата, можно спокойно ответить, что эти люди совершенно не понимают условий современной революции. За пятилетие достаточно переделать аппарат вообще невозможно, в особенности, при тех условиях, при которых происходила революция у нас. Достаточно, если мы за пять лет создали новый тип государства, в котором рабочие идут впереди крестьян против буржуазии, и это при условии враждебной международной обстановки представляет из себя дело гигантское. Но сознание этого никоим образом не должно закрывать от нас того, что мы аппарат, в сущности, взяли старый от царя и от буржуазии и что теперь с наступлением мира и обеспечением минимальной потребности от голода вся работа должна быть направлена на улучшение аппарата.

Я представляю себе дело таким образом, что несколько десятков рабочих, входя в состав Ц.К., могут лучше, чем кто бы то ни было другой заняться проверкой, улучшением и пересозданием нашего аппарата. РКИ, которой принадлежала эта функция вначале, оказалась не в состоянии справиться с нею и может быть употреблена лишь как “придаток” или как помощница при известных условиях к этим членам Ц.К.. Рабочие, входящие в Ц.К., должны быть, по моему мнению, преимущественно не из тех рабочих, которые прошли длинную советскую службу (к рабочим в этой части своего письма я отношу всюду и крестьян), потому что в этих рабочих уже создались известные традиции и известные предубеждения, с которыми именно желательно бороться.

В число рабочих членов Ц.К. должны войти преимущественно рабочие, стоящие ниже того слоя, который выдвинулся у нас за пять лет в число советских служащих, и принадлежащие ближе к числу рядовых рабочих и крестьян, которые, однако, не попадают в разряд прямо или косвенно эксплуататоров. Я думаю, что такие рабочие, присутствуя на всех заседаниях Ц.К., на всех заседаниях Политбюро, читая все документы Ц.К., могут составить кадр преданных сторонников советского строя, способных, во-первых, придать устойчивость самому Ц.К., во-вторых, способных действительно работать над обновлением и улучшением аппарата».

В одной из своих последних работ Ленин замечает по тому же поводу:

«Вопрос о нашем госаппарате и его улучшении представляется очень трудным, далеко не решенным и в то же время чрезвычайно насущным вопросом.

Наш госаппарат, за исключением Наркоминдела, в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого, в наименьшей степени подвергнутого сколько-нибудь серьезным изменениям. Он только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата. И вот, чтобы поискать способ действительно обновить его, надо обратиться, мне кажется, за опытом к нашей гражданской войне.

Как мы действовали в более опасные моменты гражданской войны?

Мы сосредоточивали лучшие наши партийные силы в Красной Армии; мы прибегали к мобилизации лучших из наших рабочих; мы обращались за поисками новых сил туда, где лежит наиболее глубокий корень нашей диктатуры».

Как видим, опасность, которую представляет собой перерождение аппарата, рассматривается Лениным наряду с опасностями гражданской войны. Мера, к которой он призывал, в том случае, если бы она была выполнена, изменила бы политическое лицо Советского Союза. Вопрос о том, насколько эффективной и действенной она оказалась бы, остается открытым, но факт остается фактом. Интересно, что многочисленные комментаторы ленинского завещания вообще не склонны замечать этого радикального предложения, сводя весь его смысл к личностным оценкам Сталина и Троцкого. Сказывается все тот же монархический (иногда его ругают сталинистским) тип мышления, когда воле народной придается куда меньшее значение, чем наклонностям царей; даже величайшая в истории революция так и не смогла его изменить. Справедливости ради следует сказать, что такой взгляд на вещи имеет под собой весьма прочную, веками проверенную, основу.